ыл праздничный день. По этому случаю налила бабка своему старику 100 граммов под картошечку с солеными огурчиками. Но деду этого мало показалось. Стал он уговаривать благоверную удвоить дозу.
Бабка ни в какую не соглашается. Тогда дед пригрозил супруге, что в ответ на такую немилость он пойдет в сарай и повесится. Старуха только рукой махнула. «Иди, – говорит, – делай что хочешь!»
Рассказ деда: «Лишать себя жизни я конечно не собирался. Но припугнуть бабку всё же нужно. Забрался на табуретку в сарае, один конец веревки к ремню на брюках привязал, пропустил под рубашкой к вороту, сверху фуфайку надел.
Другой конец через балку под потолком накинул и табуретку ногой отшвырнул. Повис я в таком виде, глаза для пущей важности прикрыл, но сквозь ресницы подглядываю, что дальше будет.
Зашла бабка в сарай, увидела меня в петле и заголосила на всю деревню. На её крик соседка прибежала. Говорит, что надо бы участкового позвать.
Супруга моя кинулась за дверь, а соседка давай с полок продукты себе в подол складывать. У нас там и сало, и яйца, и колбаса домашняя хранятся.
Не выдержал я такой наглости и говорю: «Марфуша, совесть имей, не трожь чужого!» Соседка от неожиданности в обморок рухнула. Как позже выяснилось, еще и руку сломала.
Тут моя старуха с участковым заходят. Иваныч табуретку подставил, залез на нее и тянется с ножом, чтоб веревку перерезать. Хоть и не очень высоко, но падать мне всё же не хотелось. Вот я участкового за шею и ухватил.
Слетели мы с ним вместе, на земляном полу оказались. Я сверху, конечно. У меня ни царапины, а Иваныч дыхнуть не может. Фельдшерица наша потом определила, что у него два ребра сломаны».
Может кому-то и смешно, а деду за эти проделки 15 суток дали, как за мелкое хулиганство. А виновата-то, по сути, бабка. Нечего было жадничать!
